Можно ли потерять Время? Ох, подумать только, задай вы ему этот вопрос несколько сот лет назад, он бы громко рассмеялся, закинул ноги на длиннющий стол и после, приняв вид абсолютно серьёзного и находящегося в своем уме человек, сказал бы, что Время потерять нельзя. Попросту не на того напали для подобного. А вот потерять себя в этом самом Времени – это да, это запросто! Этот проказник очень любил подобного рода шутки, знаете ли.
Время бежало без устали, крепко держа его за горло. Шляпник иногда просто физически ощущал это, кончиками пальцев касаясь кожи в тех местах, где ему чувствовались призрачные касания пальцев чужих, но, как после выяснялось, то были лишь очередные и крайне буйные игры разума. А с кем, собственно, разум не играл, м? Ткните пальцем хотя бы в одного жителя Страны Чудес или Зазеркалья, чей разум был кристально чист до такой степени, что можно было бы с легкостью рассмотреть окружающий мир сквозь его призму.
Но, вернемся к Времени. Попав в мир простаков, Болванщик понял для себя две вещи: во-первых, с беззаботностью и смакованием различных сортов чая было покончено, а во-вторых, Время можно было потерять. О, и он терял его так быстро, как больной раком – волосы после химиотерапии. Как и свое терпение, перебиваясь делами не самыми благими, чтобы продолжать выживать. Нет, конечно, сила его… ее сказки была сильна, он бы не смог просто так погибнуть при всем желании, но сказания, все же, не могут жить одними лишь силами простаков – нужно как-то и самим о себе заботиться. И Шляпник заботился о себе сам, потому что так было правильно. А тех, кто порывался ему помочь – обходил стороной. Ему, знаете ли, не хотелось снова получить нож в спину, удавку на шею и прочие «радости», которыми в свое время одарили его «друзья». Но в какие-то моменты, чиня очередной механизм или попивая отвратительно заваренный чай в одном из людских кафетериев, мужчина ловил себя на мысли, что он не особо-то держит зла на этих двоих. Будто бы сам он, безумный гений, не совершал ошибок.

*  *  *

- Ты эксплуатировал несчастных птиц ради своих безумных целей!
Мэтт негромко фыркает, смеясь, и скрещивает упирающиеся в стену ноги, свесив голову с края тахты; в последнее время ему нравится смотреть на такой мир – перевернутый с ног на голову. Невольно вспоминались рассуждения Алисы на счет Австралии. Славная девочка, очень славная. И вполне живая, как ему рассказывали. Но не доверяй, пока не проверишь, а проверять не хочется. Вдруг, опаздал?
- А ты утопила свою сестру за то, что в нее влюбился твой жених. После с позором сбежала из королевства, когда какой-то оборванец сыграл на арфе из ее волос и костей. Миленько, не находишь? – Шляпа растягивает губы в неестественной улыбке, наблюдая за резко сменившимся выражением на лице девушки. Это единственное его оставшееся развлечение, единственный способ напоминать себе, что он все еще жив – заставлять чопорное английское сообщество испытывать хоть какие-то эмоции. Перепалки с Принцессой из Биннори стали для него обычным делом. Где-то в перерывах между починкой чего-нибудь сломанного и расстреливанием в подвале дома коллекции пошитых за все это время шляп. Всех, кроме той самой, естественно.
Сегодня местом действия вместо общих собраний, которые напоминали скорее сбор общества анонимных выпивох\смертельно больных\жертв насилия или т.п., был небольшой двухэтажный домишко Шляпника, в котором гости были настолько редким явлением, как отсутствие осадков в столице Соединенного Королевства.
- Так, зачем ты пришла? – нет, ему было иногда лестно, но иногда, точнее всегда, настроения для визитов не было никакого. В такие моменты он любил выключать на первом этаже свет, садится у электрического – господи, электрического! – камина и бесконечно долго всматриваться в поблескивающе во мгле нити своей шляпы, будто та вот-вот засияет и перенесет его назад, домой. Шляпнику было плевать, занимал ли еще Враг их территории или нет, все, чего желала его мятежная душа, так это скорее вернуться, возможно, что взять в руки оружие, да погибнуть с честью, чтобы остальные говорили – этот безумец лишился ради нас головы и жизни. – Скоро время пить чай, ты же знаешь.
Он вернулся к старой привычке, за что, пожалуй, благодарил англичан, этих снобов и блюстителей традиций. Чаепития в положенное время были еще одной вещью, скрашивающей пребывание в обычном мире.
Принцесса-убийца мнет подол слишком длинной юбки, хмурит свои по-королевски правильной формы брови, да смотрит на мужчину так, будто и его при первой удобной возможности столкнула бы в реку. Только не факт, что Мэтт не потащил бы ее за собой. Какое-то время, возможно, он мог бы отнимать у нее такой необходимый кислород.
- Я делаю это не столько для тебя, сколько для всех нас, - наконец раздается спокойный голос после тихого выдоха, - потому что вопрос об этом поднимался уже много раз. Мы слишком… консервативны в некоторых вопросах, а ты слишком, - она делает неопределенный жест рукой и замолкает, заставляя Шяпника с кряхтением сесть и сухо на ее взглянуть. – Видишь? Об этом я и говорю. Нет, не об этом, Мэтт, не об этом. – Что может быть прекраснее и раздражающе, чем запутавшаяся женщина? Только розы в королевском саду. Ах, эти чудесные розы, чей настоящий аромат чувствовался даже сквозь слой красой краски, неумело накинутой поверх белизны мягчайших, словно вороново крыло, лепестков. - … и он жив. Ты меня слышишь?
«Уйди, из-за тебя мы все прослушали!»
«Но кто-то жив, понимаешь? ОН жив. Но… кто?»
«Ты болван, Болванщик. Тебе рассказали о ком-то, кто выбрался живым, а тебе подавай розы.»
- П-прости? – мужчина прочищает горло. – Можешь повторить, милая?
Принцесса очень искусно не выдает свое удивление, но уголки ее подрагивающих губ все же выдают ее.
- Я сказала, - повторяет она, - что Чеширский Кот жив. И находится на некой ферме, где держат сказания, не похожие на людей. Там есть община, и мы подумали, что ты…
Это был первый раз, когда Шляпа позволил себе обнять кого-то без желания после этого повеситься на собственном шейном платке.

*  *  *

В тот день он снова слетел с катушек. Нет, правда, он был настолько полон решимости найти Кота, узнать, как он, что  с ним, и, возможно, забрать его, что на следующий же день после разговора начал собираться, подняв на уши всех, кого мог поднять. Кого не мог – поднимал домкратом. Шутка.
В общем, долго ли, коротко ли, но впервые за все время пребывания Болванс оказывается за пределами Англии. Это… так, как там? «О, дивный новый мир», кажется, да. Это был дивный мир высотных зданий, ярких вывесок и такой толпы народа, которая ему и не снилась. И, судя по всему, оказала весьма благодейственный эффект, потому что не зная верного пути, но видя, мягко говоря, людей вида странного и вряд ли вообще являвшихся людьми (прим. авт.: да, неформалов мы в душе не вертели, мы вообще с людом простым не особо), он тут же подбегал к ним и пускался в такого рода разъяснения, что запуталась бы даже Гусеница. Или сам Кот. Правда, ничего полезного из этого не вышло, разве, развлечения ради, он побродил по зоомагазину, в который был послан, с незамысловатым названием «Ферма Джо». Тамошние коты были котятами, а не вполне взрослыми кошачьими. Да и улыбаться тоже не могли.
Итогом первого дня стал скудный обед  и ленивое обдумывание перспектив на место ночевки в некотором кафе под названием «I Am The Eggman Diner», где любезный, назвавшийся Вулко и изволивший наконец принести ему чайник с жасминовым чаем, очень упорно пытался выяснить, почему любезный гость так не весел. Ну, любезный гость и рассказал, к тому же, под конец, жестикулируя руками столь резво, что едва не скинул пластмассовую подставку с меню. И не заметивший, что смотрят на него крайне подозрительно, с явным недоверием, после передавшимся в кратком телефонном разговоре в глубине кухни. Ведь мало ли, кем мог оказаться этот, поедающий пирог, англичанин с двумя дорожными сумками и картонной коробкой, который так упорно желает обнаружить Ферму, расспросив перед этим добрую половину Нью-Йорка.