Он почти ничего не почувствовал, когда каленая сталь прошила ладонь насквозь: физические травмы перестаешь ощущать первыми. Синистер обернулся. Медленно. Осторожно, почти напарываясь, впрочем, горлом на другую отточенную железку. Его девочка, его ученица, такая смелая, такая живая, кто бы еще когда смог перейти от слов к делу за считанные секунды, не оборачиваясь на родных и близких, не задумываясь о возможных последствиях. Стоит ему только отвлечься, повернуться спиной к ее маленькой хрупкой фигурке, как девчонка тут же отращивает себе коготки и вонзается в лопатки, пытаясь добраться до сердца. Игнорируя ненужное ему дыхание, Натаниэль с улыбкой встречает угрозу, одним только взмахом ладони отдавая охране приказ не торопиться с решительным противостоянием чужой глупости.
– О нет, милая. Тебе я приготовил совсем другую роль в этом романе.
Осторожно, как будто перед ним не молодая женщина стояла, а ядовитая змея, он поднял руку и коснулся ее щеки; чудовище, конечно же, рассчитывало на весомый багаж из прошлого и тесной эмоциональной связи, если хоть что-то еще осталось, она не полоснет по стремительно вернувшейся к исходному серому коже, да и... честно говоря, теперь он был готов. Рана на руке освободилась от власти куска металла, зарастая почти на глазах. Реши бывшая ученица воткнуть острие прямиком в его шею, мышцы бы разошлись приветливо, избегая ран и разрезов. Таких, как Носферату, нужно добивать первым же ударом.
Ее кожа наощупь приятно бархатистая, бледный человек погладил нежный висок кончиком пальца, нахально складывая черные губы в ухмылке. Блики от рубинового камня отразились послушно в черных глазах. Чудесно. Просто чудесно. Два чудовища на одной площадке. Два монстра, готовые порвать друг друга на лоскуты. Неплохая альтернатива скучному семейному ужину.
Прислуга, замерший было в ожидании прямого приказа, поспешно собрал образцы в чемоданчик и исчез за ближайшей дверью, прикрыв ее со всей деликатностью.
– Ты нужна мне живой, милая. Здоровой. Смерть не затронет твоего чела, даже если ты будешь желать ее больше, чем когда-либо желала. Не от моей руки.
Так же нежно и аккуратно Эссекс провел раскрытой ладонью по руке Феникса, мягко сцепляя пальцы на тонком запястье:
– И не твоей руке прекратить мое существование. Прости. Хочешь драться — найди того, кого сможешь одолеть, сердце мое.
Он говорил мягко и вкрадчиво, как ласковый отец, отговаривающий свое единственное любимое чадо от опрометчивого поступка, как заклинатель, гипнотизирующий смертоносное существо одной только игрой на почти расстроенной флейте. Ровно до того момента, пока пальцы прочно не сомкнулись на руке, пока под белым халатом не встрепенулись полосы органического плаща, взрезая послушную ткань, пока одним коротким ударом о столешницу он не выбил скальпель из белой ладони, а коротким и хлестким ударом уже исцелившейся руки — дыхание из чужих легких, так же быстро и зло. За затылок, лицом в стол, пуская девчонке носом кровь: женщина должна знать свое место, не так ли?
Он бы засмеялся, если бы и без того не радовал почтенную публику своим оскалом, демонстрируя единственному пока зрителю всю изящно вырисовывающуюся драму.
– Порой герои... выходят из-под контроля, – сжав ярко-рыжие волосы в руке, Натаниэль поднял хорошенькое личико со стола, доверительно заглядывая в зеленые глаза и обращаясь к накрепко удерживаемому Росомахе. – Но так даже интереснее, правда?
Ласково прикоснувшись поцелуем в высокий бледный лоб, Синистер швырнул телепата на пол, сбрасывая следом за ней со скатерти столовые приборы, тарелки, вино и графины с водой. Все полетело вниз, вместо злого, отчаянного крика или рычания, эхом отдающегося в сжатых до боли челюстях, все на пол, на дорогой паркет, дорогое стекло, антикварное серебро, оковы все – тоже к черту, пусть повеселятся вместе с ним на прощальной вечеринке этих никчемных жизней, которые совсем скоро так или иначе будут принадлежать ему. В одно мгновение он выдрал скатерть, даже не слушая, как трещит в руках старинная ткань, одним только усилием воли добавляя в их сладкую, почти задушевную встречу немного перца: с тонкой бледной шейки упал мертвой змеей единственный сдерживающий телепата элемент. Все к черту. В преисподнюю, к Дьяволу, пусть горит синим пламенем и взрывается волдырями, рассыпается в прах. Никто из них не хочет по-хорошему? Что ж, у него есть и другой план. И крови в нем будет намного больше.
Короткая оглушающая вспышка в сознании Саммерса и приказ ребятам в черных костюмах: «Уводите», сквозь зубы, через бушующую внутри ярость, подальше от желания одним коротким взмахом руки свернуть шею всем очаровательным гостям в этой комнате. Не сегодня. Еще не скоро. На вдох Нейт выпрямился. На выдох, медленный и низкий, откинул растрепанные черные пряди волос с серого лба и снова оскалился:
– Когда вернешься домой, Хоулетт... пересчитай своих детей.